19 апреля исполнится девять лет с момента, когда в дом известного крымского журналиста и обозревателя Крым.Реалии Николая Семены ворвались российские силовики с обыском. Так началось так называемое «дело Семены» – журналиста обвинили в публичных призывах к нарушению территориальной целостности России в публикации «Блокада – необходимый первый шаг к освобождению Крыма» на сайте Крым.Реалии.
В сентябре 2017 года российский суд запретил Семене заниматься публичной деятельностью – на несколько лет журналист перестал писать. Но в 2020 году с Семены досрочно сняли судимость и подписку о невыезде. Оказавшись на контролируемой Киевом территории Украины, Николай Семена продолжил заниматься журналистикой.
Спустя девять лет в разговоре с Крым.Реалии Николай Семена вспоминает то злосчастное апрельское утро, когда ФСБ пришла к нему в дом, кафкианский судебный процесс над ним, а также рассуждает о том, как Россия ведет войну с журналистикой в Крыму, и какое будущее ожидает полуостров.
– Николай, расскажите, какой была журналистика в Крыму до оккупации полуострова в 2014 году?
– В Украине все журналисты, работавшие в Крыму, гарантированно пользовались правом на получение информации. В АРК были зарегистрированы больше 1000 средств массовой информации, в Верховной Раде [Крыма] были аккредитованы собкоры как украинских, так и российских, а также зарубежных СМИ. Все могли свободно получить документы в Верховной Раде и правительстве, в министерствах и ведомствах, без ограничений участвовали в пресс-конференциях, брали интервью, комментарии, задавали любые вопросы, писали о людях и событиях не опасаясь осложнений.
Но все изменилось с момента оккупации. Власть провела перерегистрацию СМИ и количество зарегистрированных медиа сократилось до чуть более сотни. С полуострова были вытеснены журналисты независимых и украинских СМИ. В Крыму были вынуждены прекратить работу Центр журналистских расследований, крымскотатарская редакция ATR, телерадиокомпания «Черноморская», газета «Кримська світлиця» и другие. Все газеты и местное телевидение с участием российских журналистов были превращены в пропагандистские центры, распространяющие тенденциозные прокремлевские тренды, искаженную информацию.
– Когда Россия оккупировала полуостров, рассматривали ли вы возможность покинуть его? Почему остались?
– В феврале-марте 2014 года Крым превратился в центр мировых событий. Редакции не отзывали своих корреспондентов, а наоборот присылали все новых. Всех интересовало – что происходит в Крыму? Журналисты работали с полным напряжением сил. Поэтому и разговора о том, чтобы уехать, не было. Это было бы равносильно дезертирству, ведь редакции все равно пришлось бы присылать другого журналиста.
Мы надеялись, что это беззаконие не продлится долго и вскоре все встанет на свои места согласно международному праву
К тому же никто тогда не предполагал, что вскоре все свободы будут ликвидированы, что начнутся преследования журналистов за профессиональную деятельность. Никто не думал о том, что в ХХІ веке может быть ликвидирована свобода получения информации и свобода слова. Если честно, мы надеялись, что это беззаконие не продлится долго и вскоре все встанет на свои места согласно международному праву.
Я, как и раньше, продолжал работать для газеты «День», а вскоре и для проекта Радио Свобода Крым.Реалии. Вскоре редакция переехала в Херсон, потом в Киев. Оставшись в Крыму, мы раздавали визитки, телефоны, мейлы, чем, как оказалось, только облегчали работу российских сыщиков. Поначалу у нас был даже корпункт, корпоративная связь. Но над дверью вдруг появилась видеокамера, которая следила за всем, что происходит. Мы сменили корпункт, но вскоре заметили слежку и там. Поэтому стали работать дистанционно...
– А как именно происходил процесс свертывания свободы слова? Чувствовали ли вы, что проблемы с российским законом у вас рано или поздно могут начаться?
– Вскоре мы узнали, что российский совет министров в министерства и ведомства, на предприятия и в общественные организации направил письмо, которым под страхом наказания запрещал им предоставлять любую информацию журналистам независимых международных и украинских СМИ, к которому прилагался список запрещенных СМИ и журналистов. Нас также не аккредитовывали, не пускали на пресс-конференции, отказывали в комментариях. Все информационное пространство заполняли российские и коллаборационные журналисты…
Мы часто обнаруживали слежку в телефоне, в интернете, иногда за журналистами следовала «наружка», но мы понимали, что не делаем ничего противозаконного, а поэтому надеялись, что нас не тронут
Против Радио Свобода начались нападки в крымской пророссийской прессе. Помню, против меня и главного редактора Крым.Реалии Владимира Притулы «Крымская правда» на первой странице, прямо под заголовком, опубликовала статью главного редактора под названием «Путь на Магадан». Мне пришлось перейти на псевдонимы, но их вскоре разгадывали, поэтому их приходилось часто менять. Мы часто обнаруживали слежку в телефоне, в интернете, иногда за журналистами следовала «наружка», но мы понимали, что не делаем ничего противозаконного, а поэтому надеялись, что нас не тронут.
Первые два года после аннексии Крыма были периодом, когда российские правоохранители на полуострове еще не были полностью беспредельщиками. Тогда журналистов еще не судили по статьям о терроризме и хранении взрывчатых веществ. Они испытывали, каким именно методом можно заставить независимых журналистов замолчать, поэтому «дело Семены» вошло еще в категорию дел по вопросам свободы слова и дел прессы.
То есть Россия этим делом нарушила известную заповедь, что «журналистика – не преступление», и превратила сам процесс сообщения новостей в преступление. Позже, когда они поняли, что заставить журналистов замолчать таким способом все равно не удается, журналистам стали запрещать въезжать в Крым, как Тарасу Ибрагимову – на более, чем 30 лет , фальсифицировать дела при помощи подбрасывания взрывчатых веществ, как Владиславу Есипенко и Ирине Данилович, обвинять в шпионаже, как Сергея Цигипу, обвинять в терроризме, экстремизме и даже попытках захвата власти в России, как гражданских журналистов из Крыма Ремзи Бекирова, Руслана Сулейманова, Османа Арифмеметова, Сервера Мустафаева и других, всего около 30 человек.
Итогом моей двухлетней работы стала книга «Крымский репортаж. Хроника оккупации Крыма 2014-2016», объемом более 900 страниц, в которую вошли больше 450 материалов из жизни Крыма.
– Но спустя два года аннексии представители российских органов постучались и в вашу дверь…
– Да, 19 апреля 2016 года в шесть часов утра ко мне домой пришли российские силовики с обыском. Мне сообщили об открытии уголовного дела за статью «Блокада Крыма – первый и необходимый шаг к освобождению Крыма». Как я узнал позже, в тот день силовики в Крыму провели обыски также у семи наших коллег, которые так или иначе были связаны с Крым.Реалии, однако в отличие от меня, они имели статус свидетелей и смогли вскоре уехать из Крыма.
У нас изъяли фактически всю технику, записи, материалы. То есть, это была попытка заставить замолчать и ликвидировать всю сеть Крым.Реалии, собирающую объективную информацию для Радио Свобода. Как говорил позже Владимир Притула, это был самый сильный удар по редакции, она потеряла важные источники информации. Однако и после этого редакция восстановила свои источники и продолжала реализовать идею «Крымчане имеют право знать».
Они приехали со своими понятыми. Хакер, включенный в группу, без труда нашел в компьютере оригинал моей статьи. Кроме прочего, они изучили мой ежедневник, записи и материалы, библиотеку. Один из участников обыска нашел на полке книги по истории ислама и не стесняясь спросил: а еще ваххабитская литература есть? Я ответил, что я не ваххабит, я украинец. Все прошло мирно, без эксцессов. Меня забрали в офис ФСБ, вышел я оттуда уже вечером.
– Можете рассказать больше о статье, по которой против вас возбудили дело? Что было в ней такого, за что зацепились российские силовики?
– Статья была опубликована еще в сентябре 2015 года, и это было время, когда практически все мировое сообщество с разных сторон обсуждало информацию о попытках блокады Крыма со стороны Украины, попытках блекаута. По этой теме тогда в разных медиа публиковались тысячи статей, экспертных мнений, комментариев, анализов. Прошло время. И силовики взялись за статью спустя более 8 месяцев потому, что увидели удобный повод, чтобы разрушить сеть источников информации для Крым.Реалии.
–Как проходил суд? Как вы прошли этот этап?
– Меня взяли на подписку о невыезде. Следствие вело следственное управление ФСБ по Крыму и Севастополю. Многие правозащитные организации заявили о политическом характере «дела Семены». Об этом же заявили Союз журналистов Украины, МИД Украины, около 30 правозащитных организаций европейских стран, в том числе российский «Мемориал». Опубликовали свои заявления Верховная Рада Украины, Европарламент. Все это суд послушно приобщил к делу, но... не учел при вынесении приговора.
Суд проходил под контролем сотрудников ФСБ, поскольку мы видели этих людей во время следствия, и их же в кабинете судьи во время заседаний. Мне предъявили обвинение по части 2 статьи 280.1 УК РФ «Призывы к нарушению территориальной целостности Российский Федерации при помощи интернета».
Всякие указания на то, что в статье стоит рубрика «Мнение», а российская конституция гарантирует свободное высказывание и распространение мнений, и что никто не может быть принужден к отказу от своего мнения и к его изменению, не подействовали ни на следствие, ни на суд.
Следственное управление нарушило российский закон о судебной экспертизе также тем, что автор лингвистической экспертизы Ольга Иванова работала в экспертном управлении ФСБ и была подчиненной начальника следственного управления, хотя закон не допускает подчинения эксперта следствию. Кроме того, ее нельзя назвать экспертом-специалистом, поскольку она закончила Дальневосточный университет по китайской филологии и вообще не имела нужной квалификации. Рецензент Московского института судебных экспертиз Елена Новожилова, представившая суду свое заключение по делу, отметила, что на 20 страницах так называемой «лингвистической экспертизы» Ольга Иванова допустила 78 грамматических ошибок по курсу начальной, средней и высшей школы русского языка.
А когда во время ее допроса на суде адвокат попросил ее указать, в каких именно предложениях, словах в статье содержится призыв к нарушению территориальной целостности РФ, она ответила, что таких слов в статье нет, но весь смысл статьи в целом является призывом к нарушению территориальной целостности. Однако адвокат ответил ей, что по законам логики, если чего-то нет в частях целого, то и в целом этого нет.
На этом претензии «эксперта» закончились. Мне во время прений пришлось заметить, что на самом деле нарушение территориальной целостности (и не в призывах, а в реальности) совершили президент и Госдума России, которые незаконно оторвали часть Украины, чем нарушили территориальную целостность Украины, и незаконно присоединили к России, чем нарушили и территориальную целостность России. И если в статье и есть призыв к возвращению Крыма под юрисдикцию Украины, так это значит, что статья есть призывом не к нарушению, а к восстановлению территориальной целостности и России, и Украины.
Тот факт, что в статье нет и не может быть призывов к нарушению территориальной целостности России потому, что, согласно международному праву, Крым не принадлежит России, значит и отторгнуть его от нее нельзя, говорилось в политической экспертизе правозащитника Михаила Саввы, в выступлениях адвокатов Александра Попкова, Андрея Сабинина, Эмиля Курбединова...
Судья Надежда Школьная, однако, не признала экспертизу Ольги Ивановой недопустимым доказательством, не учла аргументов Елены Новожиловой и защиты, и вынесла обвинительный приговор...
– В результате суд запретил вам заниматься публичной деятельностью. Расскажите, а как проходил контроль со стороны российских органов за вашим соблюдением этого предписания? Что именно контролировали? Каковы были требования перед вами на этот период?
– Кроме 2,5 года лишения свободы условно, мне «присудили» три года испытательного срока, читай – жизни «под гласным наблюдением», и 2 года запрета на участие в публичной деятельности, то есть запрета на любые публикации, по сути запрета на профессию. Со стороны кажется – легкое «наказание». Однако психологически это было очень тяжело.
Это значило, что два раза в месяц я должен был являться в полицейский участок, что было доказательством, что я никуда не сбежал, и писать отчет о том, что я делал эти две недели, не совершал ли я новых преступлений. Со мной регулярно проводили беседы, почему-то все время о вреде алкоголя, и когда мне это надоело (я же осужден не за алкоголизм!), я предложил провести беседу о российской конституции, но молодые приезжие девушки-инспекторы стушевались и отказались. Они меня предупредили о невыезде из Крыма, сказали, что если я только возьму куда-нибудь билет, они через час будут об этом знать.
У меня было несколько хронических заболеваний. Известные клиники приглашали меня в Киев на лечение, я подавал просьбы о разрешении временного выезда, но мне отказывали. Спецслужбы постоянно контролировали мой телефон, мой интернет, электронную почту.
Еще до суда меня внесли в список Росфинмониторинга, в так называемый «Перечень действующих экстремистов и террористов», чем заблокировали все финансовые отношения. И стоило мне появиться не только в банке, но и на почте, у нотариуса или в какой-нибудь другой конторе, служащий вводил мою фамилию в компьютерную базу и там сразу выскакивало сообщение, что я «террорист и экстремист» и мне запрещены многие правоотношения.
Служака каждый раз пугался и пытался меня побыстрее выдворить. Не мудрено – не каждый день они видят перед собой настоящих «террористов» и «экстремистов»!
Служака каждый раз пугался и пытался меня побыстрее выдворить. Не мудрено – не каждый день они видят перед собой настоящих «террористов» и «экстремистов»! Инспекторы проводили проверки по месту жительства и рассказывали соседям, что рядом с ними живет «экстремист» и «террорист», просили быть осторожными и следить за мной.
– С начала аннексии, но в особенности после полномасштабного вторжения в 2022 году свобода печати в России начала стремительно сворачиваться. Как это отразилось на работе журналистов в Крыму?
– Крым, как оказалось, с 2014 года стал испытательным полигоном для мер, которые Россия позже стала применять для сворачивания свободы слова и свободы печати, чтобы перекрыть пути распространения информации о военных преступлениях россиян.
Помнится, еще в 2014 году российский политик Андрей Илларионов обращался к украинцам и говорил, что нас «защитит российский народ». Но российский народ стал активно воевать на украинском фронте. Позже в Украине надеялись, что сообщество российских журналистов выступит против войны и злодеяний Путина и защитит Украину. Но они не только молчали, но позже так называемые «военкоры» стали освещать «освобождение Украины», восхваляя «подвиги» террористов, убийц и насильников.
После 2016 года в Крыму и в России стали преследовать адвокатов, которые вели дела по защите украинцев и российских антивоенных активистов. Опять же – это начиналось и испытывалось в Крыму – адвокатов, которые вели дела крымских гражданских журналистов осуждали на 15 суток административного ареста, приговаривали к большим штрафам, лишали лицензий. Потом это распространилось по всей России.
Сегодня Крым – за «железным занавесом», любая активность против войны или в защиту Украины преследуется. Однако через все препоны информация о жизни в Крыму продолжает проникать на свободу, ее публикуют многие свободные медиа. Все старания перекрыть этот ручеек правды оказались тщетны. На полуострове действуют не только источники информации для независимых журналистов, но и движения сопротивления «Желтая Лента», «Крымские боевые чайки», «Злая Мавка» и другие. На полуострове действуют украинские диверсионно-разведывательные группы. Украина не забыла о Крыме, и он по-прежнему принадлежит Украине и верим, что он будет освобожден.
Роскомнадзор пытается заблокировать доступ к сайту Крым.Реалии. Беспрепятственно читать Крым.Реалии можно с помощью зеркального сайта: https://d6encvye5xm0y.cloudfront.net/ следите за основными новостями в Telegram, Instagram и Viber Крым.Реалии. Рекомендуем вам установить VPN.
FACEBOOK КОММЕНТАРИИ: